Фрида не сразу поняла, когда стальные пальцы девушки сомкнулись на ее шее. Но когда осознание пришло, руки вампирши разжались. Ким тяжелым кулем упал к ногам рыжеволосой, а сама Фрида вдруг четко осознала, что ей уже не убежать. В полной тишине сереброволосая демоница обрушила ее тело на стену так, что девушка почувствовала, как каменная крошка осыпается ей на плечи. Фрида не проронила ни звука и все продолжала смотреть в глаза, что несли ей смерть, обещали покой и безвременье. Не закричала она и тогда, когда острые клыки вспороли ей горло, а демоница сделала первый глоток. Она лишь чувствовала, как слабеет. Как по капле покидает жизнь ее тело, а вместо вечного голода приходит покой. Еще она почувствовала, как ледяные руки обхватили ее голову и резко дернули, но оглушительный хруст ломаемых позвонков был ей уже не слышен.

Мара смотрела, как безвольное тело рыжей вампирши оседает к ее ногам. Испытывала ли она что-то в этот момент? Она и сама не знала. Но злость все еще плескалась глубоко внутри. Она знала – пройдет несколько часов, и рыжеволосая начнет восстанавливаться. Демон не хотел этого. Мара потянулась к сумочке, что каким-то чудом до сих пор висела на ее предплечье. Маленький игнис словно ждал зова своей хозяйки и послушно лег в руку. Темное серебро сверкнуло в свете комнатного освещения, а миниатюрный серп вдруг стал терять свои очертания, сливаясь в тяжелую ртутную каплю, которая тут же начала расти. Когда сфера стала размером с яблоко, она распалась и растеклась по ладони, превращаясь в серп. Ведомая каким-то наитием, Мара протянула руку над головой девушки, но стоило ей сомкнуть пальцы, как в них оказалась тонкая серебристая нить.

– Я не убью тебя, хотя ты и славно задолжала мне, – каким-то чужим, бесстрастным голосом заговорила она. – Но и долгов я не прощаю, – сказав это, юная демоница поднесла серп к нити и легонько надрезала ее.

Серебристая ниточка была настолько тонкой, что просто обязана была порваться от малейшего надрыва. Но все же она устояла. Лишь края, надсеченные серпом демоницы, словно обуглились, почернели и распушились какой-то зловещей бахромой.

– Так-то лучше, – сказала девушка, поворачиваясь спиной к лежащей без сознания Фриде.

Лицо Мары оставалось холодным и бесстрастным, но тонкие пальцы начали ощутимо подрагивать, когда ее взгляд уперся в недвижимое тело юноши. Она села на корточки рядом с бездыханным братом. Не касаясь волос, провела рукой над его головой. Тугие каштановые кудри упали на некогда живое лицо, темно-карие глаза казались стеклянными, глупыми, кукольными. Девушка не стала всматриваться в них, а быстрым движением руки прикрыла.

– Я же говорила тебе, – глубокомысленно заключила она, подхватив Кима на руки, и, словно не ощущая веса его тела, поднялась. – Пора домой, Ким, – очень тихо прошептала девушка, когда хрустальная капля телепорта на ее шее сверкнула голубым, на миг затмевая своим сиянием все вокруг, а фигура молодой демоницы растаяла в воздухе.

Эпилог

Когда приходит рассвет, считается, что все темное и плохое остается под исчезающим покровом ночи. Вновь расцветают цветы, просыпаются после долгого сна птицы, пробуждается природа. С первыми лучами солнца мир очищается от мглы, что царила вокруг. Начинается новый оборот, который принесет с собой печаль и тоску, разбитое сердце, истекающее горем и кровью… Но будет и радость, потому что жизнь остановить нельзя. За черным последует белое. И даже когда кажется, что просвета нет и не будет, он все равно настанет. Ворвется в серую монотонную жизнь яркими красками весны, разгонит тьму и, не спрашивая дозволения, изменит жизнь. Так было всегда, так будет и теперь. Ведь должно же быть?

Дрэй стоял посреди комнаты Мары и пустым взглядом всматривался в утреннюю хмарь. Он был так далеко сейчас в своих мыслях, что не обращал ни малейшего внимания на алый рассвет, раскрашивающий серое небо в совершенно невообразимые цвета.

«Она ушла, – думал он. – А я идиот», – логически заключил дракон.

Дракон искал ее всю ночь. Он, Корч, демоны, Тарий и Эдриан прочесали всю академию вдоль и поперек. Хотя то, что Мара покинула ее пределы, было ясно еще тогда, когда они, идя по следу девушки, оказались в комнате Фриды Морид. Наследная принцесса лежала на полу, ее глаза с отсутствующим выражением смотрели на окружающий мир. На идеальных губах застыла столь же идеально кукольная улыбка. Волосы огненным водопадом спадали на плечи, едва прикрывая слишком глубокое декольте изумрудного платья. Казалось, она и не заметила того, что в ее комнату ворвалось сразу такое количество мужчин. Первым заговорил Эдриан, отец Фриды, повелитель вампиров.

– Дочь моя, – тихо произнес он, опускаясь на колени перед девушкой. Она все так же продолжала улыбаться чему-то, одному ей ведомому, и, казалось, совершенно не слышала того, что к ней обращались.

– Фрида, – уже жестче сказал повелитель, хватая дочь за плечи и слегка встряхивая.

Девушка словно очнулась от странного оцепенения, непонимающе посмотрела на отца.

– Папа? – как-то по-детски прохныкала она. – Я кушать хочу…

– Что тут произошло? – Светлые брови Эдриана сошлись на переносице, а рыжеволосая красавица вдруг заплакала. Так сильно и горько, что многим из присутствующих стало не по себе.

– Кушать хочу… – неожиданно зашипела она и с невероятной скоростью кинулась на отца, цепляясь руками за его длинные волосы и готовясь впиться клыками в открытое горло повелителя. Она шипела и царапалась, когда Эдриан пытался перехватить ее тело так, чтобы ей было сложно даже пошевелиться. Потом Фрида неожиданно глубоко вздохнула и как-то разом обмякла в руках отца.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, – быстро и тихо забормотала она. – Выплыл ясный круглый месяц, а за месяцем луна, мальчик девочке слуга. Ты, слуга, подай карету, а я сяду да поеду. Ты, слуга, подай метлу, я в карете подмету, – каким-то лающим неестественным смехом захохотала она.

– Что здесь произошло? – прорычал Эдриан, продолжая удерживать смеющуюся дочь.

– Точно могут ответить лишь те, кто здесь был до нашего прихода, – задумчиво проговорил Оберон.

– И кто же это был? – все еще зло, но уже не столь агрессивно спросил повелитель вампиров.

– Да откуда же мне знать? – хмыкнул демон, обменявшись задумчивым взглядом с собратьями.

Дрэй знал, кто был здесь, так же, как догадались об этом и демоны. И от одной мысли об этом ему стало не по себе. В комнате пахло кровью, человеческой и вампирской, но более всего тут чувствовалась манипуляция с потоками силы. Что это значило? Никому из них объяснять было не надо, особенно учитывая состояние Фриды. Ясность для присутствующих вампиров и дроу никто вносить не собирался. Конечно, Эдриан, как и Тарий с Корчем, дураком не был. Ему хватит и логических размышлений на тему того, что случилось в эту ночь. Рано или поздно он сопоставит исчезновение Мары и помутнение рассудка его дочери. Какие выводы он сделает? Этот вопрос оставался открытым, но, по мнению Оберона, не первостепенным. Как он ни старался, но не мог услышать песнь крови Серебра. А это давало ему на выбор несколько вариантов. Первый был самым неприемлемым. Мара мертва. Он тут же был отметен, поскольку нет тела – нет дела, как любил говаривать его любимый враг. Второй вариант был более логичен в сложившихся обстоятельствах, демоница использовала дар Грани, а значит, он теперь будет беречь свою хозяйку лучше любого цепного пса. Ни один демон, человек, вампир, эльф, дэйург или дракон не сможет почувствовать ее и творимую ей магию, пока она сама того не пожелает. Интересно, а она сама знает о таких свойствах игниса? Вероятнее всего, что нет. Не может ни один демон сознательно закрыться даже от собственного дэйурга. Отсюда возникала еще одна проблема, необходимо было найти Каа’Лима. Уж если кто и сможет дозваться ее сквозь силу Грани, так это он. Проблема под номером три стояла перед Обероном и сжимала в объятиях свою непутевую дочь. Демону едва удалось не поморщиться от брезгливости, глядя на Фриду. Но с этой проблемой он решил разобраться здесь и сейчас, дабы избежать ненужных последствий.